Две деревянные рамы. На одной – куртка-бомбер, на другой – потрепанный жизнью плащ. Ещё две табуретки. Всё, больше на сцене нет ничего.
В начале актёры, ещё не обретшие своих ролей, гурьбой высыпают на сцену – без какого-либо антуража, что называется, в своих костюмах. Ходят из стороны в сторону, улыбаются друг другу, заглядывают в глаза зрителям. Почему-то становится легко и счастливо. Всё честно и просто: режиссёр не пытается жонглировать не несущими художественного содержания предметами быта, дети не пытаются играть во взрослых. Хотя к этому и подталкивает только кажущаяся детской пьеса Я. Пулинович.

Между двумя рамами (которые и порталы, и окна, и крылья) и двумя стульями разыгрывается очень стройная в своём ритме история. Всё движется нигде не заглушенным, не притушенным юношеским задором играющих. Без форсирования и пафоса.

Кажется, что спектакль иногда иронизирует сам над собой. Причём тонко и театрально. Вот уставший от своих пяти тысяч лет феникс Феликс разговаривает с первой женой Матильдой, у которой молодой возлюбленный (хотя сама Матильда, меняющая несколько ролей на протяжении спектакля, возраст примеряет на себя только очень условно), и жизнь снова начинается, и всё как-то хорошо. «Ты молодая, конечно, тебе хочется веселиться, я понимаю… А я уже старый, я хочу умереть», – печально заявляет герой. И говорится это так, что не захохотать просто невозможно. А ведь удивительное совмещение: нисколько не сведена на «нет» драма Феликса, пережившего всех своих любимых. Но – легко, смешно. Может, потому и счастливо?

Особенно очаровательны два маленьких гопничка – красный и синий, Чук и Гек, Чип и Дейл, ряд можно продолжить. Вышагивают вразвалочку, в зубах – по чупа-чупсу и по канцелярскому ножу в кармане. Всё, крышка кошке Тосе: не будет ковровых дорожек, сольных альбомов и всяких там Элтонов Джонов. Такая вот реализация зла. Впрочем, реализация эта стремительно сгинет по своим делам, как только появится феникс Феликс в своём интеллигентском пальто и с устрашающим видом. Спрячет кое-как ножи в карманы и, раздумав продавать шкурку Тоси на воротник, начнет лепетать своё «ой-ой, а нам уже пора».
Впрочем, Элтона Джона Тося ещё встретит – как водится, он собьёт её на своём кабриолете. Ещё молодой и бодренький, он поднимет с земли остолбеневшую кошку, ослепительно улыбнется в камеру и, после пары обаятельных жестов, заявит, что будет снимать ее в своем клипе. Станет обычным человеком мгновенно – как только выключат камеры. Буркнет «ну, пойдём».

Но Тося не пробудет у него долго. Она возвращается к фениксу Феликсу, который из-за неё как будто снова ожил. Чтобы вместе они смогли вместе вернуться домой из всего этого затянувшегося путешествия.
В финале, когда Тося становится у рамы-окна и почти спрыгивает вниз, над сценой как будто бы нависают тяжёлые тучи. Но в последнюю секунду подоспевает Феликс – спасибо силе её «певческого» голоса.
– Совсем дура?!
– Ты вернулся!!!
И снова становится легко, смешно и счастливо.

Студентка первого курса театроведческого факультета РГИСИ
Алина Арканникова