Программа фестиваля

Пичужки Достоевского

«Деточки. Достоевский»
По отрывкам из разных романов Ф. Достоевского

Театральная студия «Сквозное действие» Театральной школы «Я – Актёр», г. Санкт-Петербург

Режиссёр – Виктория Аминова

Виктория Аминова выпускает на сцену девочек разного возраста – их легкая, порхающая пластика, вкупе с цитатой Достоевского: «Я их птичками зову, потому что лучше птички нет ничего на свете», звучащей в записи в начале спектакля, утверждают если не основной тезис, то точное чувственное ощущение постановки.
Каждая «деточка» – индивидуальна. Совершенно точно нельзя сказать, что образ забитой сироты из «Униженных и оскорбленных» хоть чем-то схож с роковой Настасьей Филипповной из «Идиота» или же с Лизой из «Братьев Карамазовых». Но несмотря на эту, порой диаметральную противоположность, в каждой актерской работе прослеживается образ «пичужки» – хрупкого создания, которое может прятаться за стеной цинизма, самоуничижения или же утверждаться верой в жизнь.
«Птичья» тема прослеживается не только в актерских работах – монтаж сцен в спектакле производится за счет пластических вставок. Из одной кулисы в другую перебегают актрисы, держащие в руках полупрозрачные платки – тут же вспоминаются сокуровские девушки из «Русского ковчега». Привнося воздух и словно этим же эфиром «сдувая» историю одной героини, они подводят зрителя к трагедии другого ребенка.
Виктория Аминова подчеркивает ценные детали, помогающие юным актрисам погружаться во внутренний мир персонажей. Например, вызывающий красный платок, которая носит девочка-инвалид Лиза. Благодаря «опоре» в виде платка актриса играет не обреченного ребенка, страдающего от недуга, наоборот, в её бодром и слегка циничном исполнении концентрируется детское, но при этом мудрое понимание жизни со всеми её невзгодами. Или же точный акцент в монологе, созданный ударом каблучка актрисы, исполняющей роль Настасьи Филипповны.
Вереница «пролетающих» судеб детей из произведений Достоевского подводится к финалу с помощью кольцевой композиции – как в начале, так и в конце мы наблюдаем за детьми-сиротами, побирающимися на улицах Петербурга. Предфинальный монолог Катерины Ивановны из «Преступления наказания» о «выступлении на Невском перед высшим светом», где бедных деток «уж точно заметят», словно иронично намекает на происходящее в театре. Но злая ирония в этом спектакле маловероятна – ведь даже в конце «деточки», вновь собирающиеся и танцующие в темноте под цитату из Достоевского, подходят к кукольному, подсвеченному домику. «Любовью все покупается, любовь – бесценное сокровище», – под эту финальную фразу «птички» ютятся возле света, горящего в миниатюрном окне, словно давая нам надежду, а сами тонут в темноте сцены.

Михаил Тё,
Студентка театроведческого факультета РГИСИ

Соль на идейную рану

П. Васильев «Соляной бунт»

Театр-студия «Горошины», г. Санкт-Петербург

Режиссёр – Евгения Латонина

Спектакль театра-студии «Горошины» стоит рассматривать в оптике практически профессионального ансамбля – и слово «ансамбль» здесь относится не только к молодым актерам, но и к режиссеру, и к хореографу. Композиционно-целостное произведение представлено на Малой сцене ТЮЗа им. Брянцева – но какие же части сосуществуют, резонируют друг с другом в этой непосредственной целостности?
С самого начала задаётся основной принцип, на котором строится вся структура спектакля – это острота стиля. Резкие, четкие движение – будь то плясовые, исполняемые в сцене свадьбы атамана Корнилы Яркова (Максим Бедердинов) и Василисы Малой (Виктория Луканова), или же эпизод расправы казаков над киргизским аулом, в котором веревочные плети выполняют роль обоюдоострых сабель. Четкие, бравые реплики, чаще выкрикиваемые, чем произносимые – в моменте, предваряющем сцену подавления мятежа, срабатывает этот громкий звуковой фон, который выделяет тихое, решительное, произносимое атаманом слово «бунт».
Но «острота» выделяется не только благодаря определенному актерскому существованию, но и в продуманных режиссерских решениях. Например, первое появление старухи-смерти (Анаит Казарян) – совсем не гнетущее, но обозначающее некое грозное предзнаменование. Анаит Казарян существует отстранённо, но при этом сопровождает происходящее, закольцовывая его – сначала встречая казачью свадьбу с солью, но без хлеба, а в финале забирая последний вздох казака через поцелуй.
На фоне массовых, масштабных сцен актерские индивидуальности выделяются особенно ярко, и создаётся ощущение, что спектакль держится как раз на проявлении «человеческой единицы», а не «народной массы». Красота и проработанность пластической части спектакля неоспорима, но именно в моментах, когда актёры произносят текст поэмы Васильева (неважно, хором или сольно) создаётся ощущение слаженности, ощущение, что исполнители действительно чувствуют друг друга.
Обращаясь к актерским работам, можно сказать, что Максим Бедердинов и Виктория Луканова выдерживают «ношу» героев – молодые актеры работают на сцене чувственно, демонстрируя не только партнерское понимание, но и существование в рамках, заданных режиссером. Другой дуэт, Александры Дунаевой и Степана Белокрыса, исполняющих роли Анастасии и Григория Босых, также демонстрирует мастерство – оттеняя пару атамана и невесты, они ведут собственную линию.
Режиссерские ходы, актерские работы и слаженный ансамбль собирают воедино спектакль «Соляной бунт». Евгения Латонина, может, и не манифестирует, но и не оставляет зрителя без «идейного пореза», на который сыплет соль, честно рассказывая и показывая историю о кровавом и жестоком происшествии в казачьей станице XIX века.

Михаил Тё,
Студентка театроведческого факультета РГИСИ

«Куда ты, тропинка, меня приведёшь?»

«Гуси-лебеди» | по мотивам русской народной сказки

Театральная студия «Юла»
Культурно-досуговый центр «Самарский», п. Лопатино Самарской обл.

Режиссер – Юлия Майоршина

Выплывает на сцену нежный девичий хоровод, прошли девицы кружок, прошли другой, вздохнули да заскучали. А что же делать, когда скучно? Конечно, чего-нибудь выдумать! В спектакле «Юлы» сказка про гусей-лебедей – это одна из тех историй-страшилок, которые сочиняют дети, чтоб разыграть и напугать товарища. Они выдумывают её на ходу, назначают друг друга на роли и сами порой удивляются, куда заворачивает их сюжет.
Для того, чтоб создать на сцене сказку, и нужно-то всего ничего: ширма-изба, скамейка из кубиков да нехитрый реквизит. Спектакль этот – чисто игровой, он щедро пропитан юмором и озорством.
Всем известный сюжет обрастает здесь узнаваемыми подробностями. Вот уехали из дому взрослые, и братец Иванушка с сестрицей Алёнушкой остались одни. Что они делают? Передразнивают наказы родителей, спорят о том, кто кого должен слушаться и будет ли братец ложиться спать. Всё как в жизни. Каждый, кому довелось родиться старшим, знает, как это порой нелегко. Да ещё и до чего же хочется погулять с подружками, которые притаились совсем рядышком, за окном, и о чём-то так интересно шушукаются! Братец с сестрицей принимаются подслушивать и сами не замечают, как оказываются внутри сказки. И вот уже заглядывают в окно гуси-лебеди и уносят братца Иванушку в мёртвое царство. И не силой уносят, а хитростью: завлекли его игрой со скакалкой-верёвочкой, закрутили-запутали и утащили, он и опомниться не успел.
Много в спектакле шутливых вставок: вот сестрица Алёнушка, заслышав кукушку, напрочь забывает, что бежала спасать братца, и принимается сосредоточенно считать «сколько мне лет осталось». И ещё множество всяких досочинённых поверх текста сказки деталей.
Здесь нет главных и неглавных ролей, историю ведут сообща, и каждый в ней посолирует, да ещё как! По ходу действия актёры мгновенно и с лёгкостью перевоплощаются в нужного по сюжету героя. И каждый сказочный герой в их исполнении обретает яркую характерность, причём иногда самую неожиданную.
Так, колоритная Печь появляется с рупором наперевес и как заведённая декламирует слоган «Эх-эх-эх, я готовлю лучше всех!», чем становится похожа одновременно и на усталую повариху школьной столовой, и на уличного продавца-зазывалу.
История движется дальше, и уже другую из девочек – ту, что в зелёном платье – назначают в очередные волшебные помощницы. Вынесли из-за ширмы венок с зелёной фатой, надели на голову – и вот перед нами тоненькая красавица Яблоня. Такая лиричная, ни дать ни взять царевна Несмеяна. Остальные девочки взяли в руки по яблоку на палочке – вот и богатая крона.
Молочная Река с Кисельными Берегами поначалу кажутся флегматичными тугодумами. Они будто и не слышат вопроса о том, куда полетели гуси-лебеди, а, как заевшая пластинка, повторяют что-то бессвязное и засыпают на ходу. «Увязают-увязают», – вяло бормочут Кисельные Берега. «Буль-буль», – вторит ему, уставившись в одну точку, Молочная Река. Однако вскоре окажется, что эта медлительность – лишь притворство, когда нужно будет спасать сестрицу и братца, они приходят на помощь с готовностью и без промедления.
Даже избушка на курьих ножках в этом спектакле – отдельный персонаж со своим характером. Актриса выходит на ходулях-пеньках, на которых барельефом вырезаны куриные лапы, и в ответ на традиционную просьбу: «Избушка-избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом!» ворчливо огрызается: «Сама ты избушка!». Видно, в мечтах она видит себя не то теремом расписным, не то лебедью белой. Чем не биография роли?
Не уступает по яркости образа и Баба-Яга. Хоть она и согнулась в три погибели, но переваливается таким широким тяжёлым шагом, что кажется, будто она в несколько раз больше актрисы, которая её играет. К Бабе-Яге здесь тоже подошли с юмором, превратив её в гипнотизёршу, которая с помощью незамысловатых пассов руками зачаровывает окружающих.
И вовсе не страшными, а комичными в своей глуповатости становятся к финалу сказки и гуси-лебеди. Обнаружив пропажу детей, они было всполошились, затараторили: «Сестрица братца унесла! Сестрица братца унесла!», кинулись догонять… Но под конец погони так запыхались и ошалели, что присели у печки, да уже и позабыли, за кем гнались, а когда услышали детские голоса, то сами так перепугались, что пустились поскорей наутёк.
И только один персонаж – Ёж, который бывает не во всех версиях этой сказки, играется не в живом плане. Кажется, что он сделан из рукавички, и это тоже поддерживает игровую природу спектакля. Рукавичкой работают, как куклой, и, конечно, не обходятся без того, чтоб сочинить с этим предметом чего-нибудь озорное. Например, «нечаянно» сесть на него и вскочить, уколовшись о воображаемые иголки.
В финале спектакля, когда сестрица Алёнушка с братцем Иванушкой возвратились домой, девчонки-рассказчицы выходят из-за ширмы и звонко смеются над ними, радуясь, что розыгрыш удался. Смеются и братец с сестрицей, ведь кому ж не понравится побывать в такой увлекательной сказке? И порадоваться, что всё закончилось хорошо.
Спектакль избегает излишней нравоучительности, нехитрая истина о том, что нужно быть ответственным и благодарным, здесь подаётся легко и ненавязчиво, а торжествует на сцене детская выдумка, шалость и, конечно же, дружба!

Елена Балмашева,
Студентка театроведческого факультета РГИСИ

Тени чёрного человека

«Чёрный человек»
По мотивам одноимённой поэмы Сергея Есенина

Театральная студия «Балагуры»
Центр внешкольной работы «Академический» Калининского района Санкт-Петербурга

Режиссёры – Ирина Шейкина, Яна Осипова

Поэма «Чёрный человек» – последнее крупное произведение Сергея Есенина, наполненное отчаянием и страхом, ощущением невозможности проникнуть в тайны бытия. Материал достаточно сложный для постановки. Существование актëров на сцене построено на соотношении человека и толпы, эффектах, создаваемых множеством теней и поэтических образов. Приëмы теневого театра, использованные в первой сцене, необходимы для раскрытия внутреннего мира героя, его страхов и поисков.
С этой же целью выбрана цветовая гамма: чëрный, белый и красный. На фоне ахроматических оттенков ярко-алый шарф в романтической сцене привлекает внимание, создавая образ нездоровых отношений и болезненной привязанности. Белые ширмы, необходимые для театра теней, эффектно скрывают главного героя в финале, оставляя сцену пустой. Чëрный, как главный цвет, становится подавляющим: всюду тени, то выходящие в накидках, как судьи или инквизиторы, то шепчущие за ширмами.
Режиссёры Ирина Шейкина и Яна Осипова придерживаются минимализма не только в цветах, но и в деталях сценографии. Кроме ширм зритель в первой сцене видит листы, развешенные на бельевой верëвке, что становится символом уже написанных стихов героя. Он комкает их, срывает, оказываясь в творческом тупике, один на один с экзистенциальным кризисом. Есть и папки «Дела» без номера, они возникают, когда звучат слова:
В декабре, в той стране
Снег до дьявола чист…

Сложная политическая обстановка 1920-х выражена этим символом. На обороте напечатаны фрагменты портрета Сергея Есенина, что служит одновременно и иллюстрацией героя, и метафорой раздробленности души: неровное изображение лица как отражение в разбитом зеркале.
Костюмы актëров лаконичны и выдержаны в той же чëрно-белой гамме. Широкая белая рубашка главного героя с одной стороны обезличивает его, с другой – подчëркивает хрупкость. Чëрные накидки на «тенях» резко контрастируют с выбеленными лицами актëров, создавая жуткое впечатление бестелесности, призрачности. Даже лицо героини, женщины «сорока с лишним лет» высветлено, она – призрак из прошлого, преследующий поэта.
Актëрское существование главного героя определяется внутренним надломом. Он бьётся в истерике, плачет и смеëтся, его пластика нервная и резкая. Ещë один важный персонаж спектакля – герой из воспоминаний. Его взгляд в отрывке о «желтоволосом мальчике с голубыми глазами» направлен вверх, и рядом с ним на ширме тень церкви. Это кульминация спектакля, момент наивысшего напряжения. Актëр читает отрывок с внутренним трепетом, как будто продираясь сквозь туман воспоминаний туда, на родину.
Партитура голосов героев содержательно акцентирована. Громкий шëпот, крики, протяженные фразы, драматические интонации сливаются в экзистенциальный оркестр, мелодию поиска места в мире. Болезненность и сложность психики поэта передана актëрской игрой, порой гиперболизирующей оттенки чувств, выводя их в крике или учащенном дыхании. Шëпот теней и их спокойные, безэмоциональные голоса, в которых иногда слышны насмешливые интонации, сопровождают героя, создавая необходимый контраст. В несколько других условиях существует герой из прошлого, он не борется с тенями, не подавляет их криком, но говорит с внутренним трепетом и нежностью, со светлой тоской вспоминая дом.
Так поэма «Чëрный человек» Сергея Есенина, сложная для постановки, воплотилась в спектакле театральной студии «Балагуры». Яркие актëрские разработки и многоуровневая режиссура позволили создать цельное высказывание, поражающее своей эмоциональностью и экспрессией.

Анастасия Суклетина,
Студентка театроведческого факультета РГИСИ

Путешествие в сказку

«Коза, баран и другие»,

по сказкам Г. Тукая

Театральная студия «Экспромт», Детская хореографическая школа, г. Набережные Челны

Режиссёр – Дмитрий Филин

Спектакль основан на текстах сказок Габдуллы Тукая. Национальный татарский поэт оставил читателям около 30 томов стихотворений, труды по татарскому фольклору, переводы А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова. По трем его сказкам – «Сказка о Козе и Баране», «Водяная» и «Шурале» – сочинен спектакль.
У спектакля трехчастная структура, в каждой из частей свои персонажи и сказители. В первой сказке Коза и Баран чуть не становятся ужином для волков, но благодаря находчивости спасаются и остаются у очага есть кашу. В сказке «Водяная» главный герой – джигит крадет у Водяной девы гребень, поэтому та преследует его до самой деревни. Третья сказка – о лесном чудище Шурале, убивающем всех щекоткой. Шурале проучил юноша-дровосек, прищемив тому пальцы в щели бревна. Три сказки завершаются национальным танцем, в который артисты зовут и зрителей.
Сцены танца одни из самых выразительных в спектакле. В них актерское существование точное и свободное. Танцевально решены начала сказок и кульминационные сцены. В самой хореографии режиссер работает с элементами национального танца. При этом он строго не застраивает сценический рисунок, отчего у артистов остается воздух для оценок и импровизации. Так, сцена, в которой герои убегают от Шурале, в своем размахе, смехе, живости и легкости напоминает народное гулянье.
В спектакле найдена особая театральная условность. Участвуют в нем только девочки, но это не становится проблемой, в сказках, где главные герои – джигиты, одна из актрис надевает мужской татарский костюм. Предметы в этом спектакле используются как знак, обозначение или точная характеристика героя. Джигит из сказки «Водяная» появляется с мандолиной. Но актриса на ней не играет, из колонок раздается песня на татарском языке. Мандолина в этой сцене создает образ юноши-музыканта, отвлеченного от реальности и отчасти неприспособленного к жизни, поэтому герой от незнания крадет гребень Водяной. Гребень выглядит именно так, как его изображают в детских книжках, он больших размеров, зеленого цвета с закругленными под старину краями. Реквизит и декорации спектакля – деревья, пеньки, очаг – создают сказочность. Нет излишней метафоричности, все, что озвучивают сказители, появляется на сцене. Если, джигит – дровосек, то он появляется с топором.
Ощущение сказки создают и костюмы. Шурале и Водяная воссоздают представление о сказочных героях. Костюм Водяной девы зеленый, с вышитыми цветами. Сам Шурале внешним видом напоминает дракона. Актрисы появляются в желтых, расшитых золотом национальных костюмах. Оформление спектакля и костюмы создают ощущение праздника, которое усиливается благодаря звучанию татарской эстрадной музыки. В финале спектакля возникает чувство родственности и причастности к сказкам, творчеству Габдуллы Тукая и коллективу театральной студии. Кажется, что актеры и зрители собрались вместе встретить большой и общий праздник.

Валентина Будаева,
Студентка театроведческого факультета РГИСИ

Люблю грозу в начале мая…

К. Драгунская

«Большая меховая папа»

Детский театр «Чемодан», г. Минск, Беларусь

Режиссёр – Ольга Смолюгова

Ребята из детского театра «Чемодан» во всей красе и беззаботности показывают счастье быть маленькими: они танцуют, смеются, шутят и рассказывают историю, понятную людям всех возрастных категорий. Артисты и сами тонко чувствуют литературный материал. Им не составляет труда представить себя на уроке английского или в ситуации поиска клада, не приходится наигрывать смех от глупой шутки, они проживают роли от начала и до конца. Существуют дети не поодиночке, а все вместе, небольшим, но дружным коллективом. Их хороводы, повторяющиеся несколько раз, выражают искреннюю сплочённость школьного класса, тёплые отношения внутри него. Когда Чмокин (Глеб Ракитин) рассказал учительнице про их шутку, все одновременно почувствовали неловкость от его излишней честности и замолчали, талантливо изобразив немую сцену, которую невозможно было сделать без ощущения единства.

Детские костюмы радуют глаз своей яркостью и дополняют праздничное настроение, создаваемое благодаря непосредственному юмору и лёгкому слогу Ксении Драгунской. Синий, розовый, голубой, оранжевый, фиолетовый, зелёный, красный… Каких только нет цветов в многообразии нарядов! Выделяются среди детишек только мальчики в школьной форме. Такие прилежные с виду, но в действительности обычные фантазёры, как и все дети.

За клезмерской музыкой и цветастой одеждой скрываются горести повседневной жизни, но скрываются так, что вместо состояния тоски и задумчивости зрители заражаются позитивом и лёгкостью. В зале слышится не нервный смех, а оглушительный хохот над шутками простодушных школьников, наивно верящих в папу путешественника, космонавта или богатыря, который из-за любви к дракам попал в темницу. Когда вскрылась тайна, появилось, конечно же, разочарование, которое быстро сменилось желанием подыграть маме, чтобы не расстраивать её.

Мама Чмокина (Александра Кучерявенко) как будто и сама верит в выдумку об отце-путешественнике, который скоро приедет с гостинцами. Её отношение к сыну не отличается излишней строгостью, даже напротив, она не ругает ребёнка за шалость, а ласково утешает.

Появление единственного взрослого человека среди труппы юных артистов в «Большой меховой папе» связано с необыкновенным чудом. Сначала это князь из старого Дворца (Алексей Ракитин), который почему-то знаком с Чмокиным и с радостью сообщает ему секретную информацию, где можно найти клад. Потом это военный, которого отпустили с зелёной горы, потому что войны больше никогда не будет. Все радуются счастливой развязке, танцуют перед поклонами… Только почему же так весело остальным детям? Видимо, другие меховые папы остались где-то «за кадром», не могло же такое сказочное завершение истории произойти только в семье одного везучего мальчика. История началась с общего, а в финале пришла к частному, сократив всю сказку до одного героя. К счастью, душевности и доброты спектакль не потерял, поэтому его смело можно назвать семейным.

Алиса Кудлай,
Студентка театроведческого факультета РГИСИ

Казнить нельзя помиловать.

«Новое платье короля»

Инсценировка Э. Зограбяна одноимённой сказки Г.Х. Андерсена

Ванадзорская театральная студия при Лорийском областном отделении СТД Армении, г. Ванадзор

Режиссёр – Эльфик Зограбян

Говорят, хороший театр – тот, в котором всё понятно без слов. Проверить это смогли зрители спектакля «Новое платье короля». Он играется на армянском языке, и перед началом действия зрителям были предложены наушники для синхронного перевода текста. Но и даже и без перевода спектакль захватил всех с первых же минут.
Если в сказке Андерсена короля и свиту провели самые обыкновенные обманщики и сделали это исключительно ради наживы, то в спектакле история заостряется и дополняется социальными мотивами. Спектакль начинается с приказа короля, согласно которому все жители должны в течение года работать бесплатно, чтобы сэкономленные таким образом деньги пошли на новые наряды его величества. Супруги-пекари не хотят смириться с таким произволом и придумывают, как проучить короля. При этом жанрово спектакль стилизуется под фильмы-комедии про шпионов. Отправляясь к королю, герои меняют свои пекарские фартуки и колпаки на чёрные деловые костюмы с тёмными очками, берут в руки чемоданчики, приобретают соответствующую подчёркнуто чёткую пластику и становятся похожими на суперагентов на задании.
Тем временем во дворце идёт ожесточённая борьба. Дело в том, что за исключением пары министров, двор короля состоит из представительниц прекрасного пола. И, конечно, придворные дамы пускаются на всевозможные ухищрения, чтобы выделиться среди других и завоевать внимание короля. В спектакле немаловажную роль играет тот факт, что его артисты уже не дети, а юноши и девушки, к тому же красавцы и красавицы как на подбор. Поэтому неудивительно, что многое в нём искрится молодым темпераментом и задором.
Что же касается главной фигуры этого повествования – Его величества Короля – то мы, конечно, из текста сказки помним, что он любил наряжаться, но в спектакле это его пристрастие доводится до степени одержимости. В первом же появлении он выбегает с безумным хохотом и упоённо перебирает в руках какие-то ткани. И прямо-таки не может устоять на месте, заслышав про необыкновенное платье. Нетрудно сообразить, что если дело касается нарядов, то из такого можно хоть верёвки вить. Что с большим удовольствием и делают наши пекари-ткачи. Например, как они отводят душу, когда снимают с короля мерки! В спектакле это действо разворачивается в отдельный эпизод, представляющий собой почти клоунаду, в ходе которой короля и вправду тщательно обмеряют. Пожалуй, даже слишком тщательно – заставляя то высунуть язык, то встать на четвереньки. В какой-то момент его даже становится жаль: он охвачен таким радостным предвкушением нового наряда, так сияюще-мечтателен его взгляд, так сильно он тревожится за то, какое впечатление произведёт своим появлением в чудесном платье на окружающих, и так горько сокрушён в финале! Эта роль получилась объёмной: король капризен, временами даже истеричен, избалован, глуповат, поглощён бесконечным самолюбованием, но в то же время так подкупающе искренен в своих надеждах и огорчениях, что поневоле проникаешься к нему симпатией.
Впрочем, блестяще балансировать между двумя планами удаётся и другим артистам спектакля. Например, оба министра, которых король присылает разузнать про новое платье, очень точно играют переход от страха и отчаяния, посетивших их в первую минуту, когда они обнаружили, что вместо чудесной ткани не видят перед собой ровным счётом ничего – к напускной важности и уверенности, когда уже через секунду они с видом знатоков принимаются расхваливать несуществующее платье. А сами «ткачи» в этот момент играют одновременно и опасение быть разоблачёнными, и необходимость «держать лицо», и радость от того, что, кажется, всё выходит, как надо.
В спектакле много оттенков, и, наверное, поэтому в целом он вышел и сатирическим, но при этом добрым и живым. Король после пережитого позора раздавлен и безутешен. Когда придворный министр протягивает ему очередной наряд, как всегда делал это прежде, тот уходит со сцены, даже не подняв на него глаза. И потому вовсе не хочется торжествовать над тем, как он наказан. А хочется верить, что эта история пошла на пользу не только народу, освобождённому от его расточительства, но и ему самому.

Елена Балмашева,
Студентка театроведческого факультета РГИСИ

Вселенский дедушка

Ю. Поспелова

«Лёха»

Детский киножурнал «Компот», г. Ярославль

Режиссёр – Владимир Вобликов

Спектакль Владимира Вобликова по пьесе Юлии Поспеловой «Лёха» довольно трудно назвать детским или подростковым. Он взрослый. Нет, он даже ОЧЕНЬ взрослый. Кажется, что это как раз тот самый случай, когда рамки целевой аудитории выходят далеко за её пределы, а юные актёры, играющие в спектакле, становятся не совсем юными. Секрет «Лёхи» в том, что заинтересует он многих, от мала до велика, и дело тут не только в материале, но и в подаче.
Суть пьесы, построенной в жанре сторителлинга, состоит в том, что внучка рассказывает о своем дедушке, о его жизни в целом, и предназначена она скорее для чтения или для моноспектакля. Владимир Вобликов моноспектакль делать не стал, он пошёл иным путём, при этом сохраняя основную задачу текста Поспеловой – диалог со зрителем. На сцене, уставленной старым холодильником, пузатым телевизором, деревянным столом со скатертью, диваном, и патефоном «производства ленинградского граммофонного завода», сначала по одной появляются актрисы/внучки и в дедушкиной импровизированной квартире «травят» дедушкины анекдоты. Сопровождаются эти истории хорошо знакомой песней Булата Окуджавы «Ваше благородие» (возможно, тоже любимой у дедушки, как и песни Вячеслава Добрынина, проходящие рефреном сквозь весь спектакль). А после следует длинная, но вовсе не скучная история о самом дорогом для внучек человеке.
Мы узнаем и о главной любви всей жизни дедушки – Любови Ивановне, и о его «Лидочке-дочечке», и о машине «копейке», которую он натирал до блеска, чтобы катать на ней Любовь Ивановну… Один сюжет ловко сменяет другой, в спектакле присутствует постоянная динамика, актрисы/внучки весело и смешно, а иногда и страшно-трагично воспроизводят сцены из непростой жизни дедушки, причём делают они это так профессионально, что у зрителей практически полностью исчезает понимание того, что перед ними все же подростки.
Спектакль «Лёха» получился каким-то очень близким, родным, в нём есть то, что знакомо до боли каждому. Кажется, что почти у всех был такой дедушка, с такими простыми шутками, с такой жизнью, такой дедушка вселенского масштаба, хранящий в себе море любви к жизни и к своим близким.

Мария Терешко,
Студентка театроведческого факультета РГИСИ

На долгой дороге

Г. Толстогонов (в обработке Ю. Шевелевой)

«Притча о блудном сыне»

Православный театр «Пчёлки» воскресной школы при Храме святого Андрея Первозванного, г. Макеевка, Донецкая Народная Республика

Режиссёр – Юлия Шевелева

Православный театр «Пчёлки» воскресной школы при Храме святого Андрея Первозванного, г. Макеевка, Донецкая Народная Республика
Православный театр «Пчёлки» – коллектив молодой. «Притча о блудном сыне», показанная в рамках внеконкурсной программы фестиваля, – всего третий спектакль в их творческой биографии. Однако сценическая жизнь коллектива стремительно набирает обороты: прошлой осенью театр уже успел побывать на Областном фестивале-конкурсе школьных и любительских театров “Тульские самоцветы”, а теперь показал себя и на петербургской сцене.
Притча о блудном сыне одна из самых известных христианских притч. Неудивительно, что она послужила основой для множества интерпретаций и переложений. По одному из них – пьесе в стихах – и поставлен этот спектакль. Все основные смыслы и сюжетные повороты притчи в пьесе сохранены, но, во-первых, увеличивается число действующих лиц (появляется не только отец, но и мать, работницы, пастух и хозяйка поместья, в которое попадает герой на чужбине), а во-вторых, и это важнее, каждый герой здесь получает слово и может раскрыть свои переживания во всей полноте.
Главное, на что обращаешь внимание в этом спектакле – это даже не путь заблудшего от самонадеянности к раскаянию, а доброта и милосердие его родителей. Они не только отпускают сына без упрёка, но и дают ему в дорогу узелок с едой, а во всё время его странствий не находят себе покоя. Ярко показано и противопоставление между щедростью, заботой и добросердечием, с какими родители одаривают своих работников, и чёрствостью, безразличием, с которыми сталкивается блудный сын на чужбине, где ему, больному, отказывают даже в куске хлеба.
Обычно притчи носят обличительный характер, показывают неправоту героя. Однако в этом спектакле юные артисты стараются не осудить героев, а попробовать примерить их чувства, поступки и ситуации на себя, ведь от ошибок никто не застрахован, и кто знает, не окажешься ли завтра на месте блудного сына ты сам?
«Пчёлкам» ещё предстоит пройти большой путь постижения театрального ремесла, чтобы смысловая насыщенность спектаклей облекалась в столь же насыщенную театральную форму, но фундамент заложен. Первые шаги всегда самые трудные, но тем приятней первые победы – победы над собой, над волнением и трудностями работы на незнакомой площадке; и тем ценнее первые награды – аплодисменты зрителей. Мы желаем коллективу успехов на этом пути, непрестанного совершенствования, радости творчества и, конечно же, новых спектаклей.

Елена Балмашева,
Студентка театроведческого факультета РГИСИ