«Маяковский»

Лаконично и внятно, вкусно и смачно – так воплощена поэзия Маяковского в этом спектакле.

Монтажная сцепка этюдов позволяет просматривать отрывки из стихов как фотографии в альбоме.

Начинает действо удар гонга, перерастающий в русский народный мотив, под который люди снуют туда-сюда, имитируя уличное движение. Мигает лампа-фонарь, на секунду погружая сцену во тьму, и появляется стул, Лампа мигает ещё раз – и на стуле стоит человек.

Ещё секунда, и сегодняшние молодые люди стоят у стула, как вечерами пятидесятых собирались у памятника поэта другие молодые поколения, гордо взирая в будущее.

Оглашаются с высоты стихи, и хором вторят слушающие. “Читайте, завидуйте, я – гражданин Советского Союза!” – такое можно сказать и шёпотом, и полным голосом, и в темноте, и при свете, я – такой при любых обстоятельствах. Идёт поэтическое слово дальше, звучит наглое обращение “Нате!”, сливаясь с чёткими хлопками.

Ритм, то, что так присуще поэтике Маяковского, помогает говорить про смелость, которой смазана карта будня. Далее – дождь, условность которого опознаётся по звуку падающих на землю капель и двум фигурам под зонтом, которых сменит ровным строем вышагивающая троица.

“Приготовились. Начали!” – даёшь гимнастику в массы под стройные пианинные звуки. Сменяет физкультурную композицию нервная мелодия скрипки и ломаная пластика движений, что откровенно подводит к следующему разговору – о скрипке и о том, что все мы, по сути, немножечко скрипки.

Моргает свет, ненавязчиво звучит пианино, и из нескольких чемоданов появляются воздушные прозрачные сердца, а люди бесстыдно играют с ними, как девочка с мячиком. Этюд разрезается звуком электрического разряда – самое время говорить о зажигающихся звёздах, значит, это кому-нибудь нужно?

Далее – чемоданы становятся условной границей на авансцене, за которой – голоса, голоса, голоса. И выстрелы, выстрелы, выстрелы по этим голосам, после которых выживет только один. Но поэзия и музыка буквально возвращают к жизни – чемоданы снова становятся бытовой вещью, и можно снова нога в ногу шагать по улице. Каждый пешеход имеет право голоса – и крошка сын, и хихикающая над парикмахером голова, и трубач, друг всех пионеров.

Под “Взвейтесь кострами, синие ночи” ребятам разрешают резвиться на поле, дело доходит до крайностей – цветные колготки становятся головными уборами. И вот сценический механизм начинает закономерно двигаться к собственному финалу – с высоты стула нам вещают словами Слуцкого о “сорока семи” – “к ботинкам Маяковского не подобрать ноги”. Декламация перетекает в яркую и предельно высказанную точку спектакля – портретная галерея поэта, ласковый голос солиста “Сплин” и ровный топот ног – это всё о нём, о Маяке.

Полина Лесникова